Так называемый кризис, или от перемены мест слагаемых кругленькие суммы не меняются

2006 2008

(((Приближение к теме)))

В советское время диссиденты надеялись на защиту «гласностью с Запада». Она и приходила, как следствие борьбы демократий и тоталитаризма. Сей последний, давший метастазы по всему миру, навязывал холодную войну, угрожая и разжигая в разных местах горячую. Советчина претендовала на роль морального судьи; начиная с Нюренберга, она уже и судила. Гулаг судил нацистов: убийцы обличали убийц.

Поставим вопрос иначе: была ли реальностью капеэсес? Не в пределах газеты, конечно, и даже не как «идеология» и «утопия», предлагаемые ныне в качестве последнего объяснения. Хотелось бы подняться до обобщения, выбраться, наконец, из застольного разговора «элиты». Не капеэсес была «реальностью», потому что в других частях мира возникли другие подобные и бесподобные партии, – нацистов, фашистов, капефе и прочие. Собственно, Реальность всегда скрыта, как скелет во плоти, как физическая формула в стальной оболочке атомной бомбы. Идеология – лишь еще одна – предпоследняя? – оболочка реальности, не подверженной переменам.

Вот нечто общее: во всех партиях состояли члены: люди, которые были вместе. Цели ставились разные, часто противоположные, но неизменно во всех объединениях партий одно и то же, это быть вместе. Это и есть реальность, нечто неизменное, всегда присутствующее в людях, в нас. Она доступна даже любительской психологии, «здравому смыслу», точнее, человеческой «сапиенции».

Быть вместе есть ценность и потребность. Это и есть подлинная цель людей, ловящая их необходимость. Мука одиночества – вещь не шуточная. Пусть назначаемая и объявляемая официально «цель» выглядит по-разному в разные эпохи. Она функциональна, она повод, но не причина. Она «телега», хотя и стоит, казалось бы, впереди «лошади», но лошадь, которая везет, это – быть вместе. Жизненно необходимое состояние, ибо тогда люди ощущают свое главное человеческое, находят свое бессмертие, то, что по отдельности они не имеют. Человек по отдельности смертен, а вместе с другим бессмертен. («Там, где вас двое или трое во имя Мое…»)

Отдельный человек бессмертен и вечен в контакте с Богом. Мистику Бог заменяет всех остальных. Но где же Он, Бог, в повседневности существования? Эту ненаходимую редкость, нерукотворную уникальность заменяет собрание всякого рода: объединившись, люди генерируют чувство вечности, причастности, неразрушимости. Таково содержание «мессы массы», любой «литургии» (работа по-гречески), например, футбольного матча, наполненного для матча стадиона.
Реальные крайности человечества – стадион и отшельник. Они друг друга не замечают, не знают и друг другу не нужны.

Попытки оторвать «стадион» от «государства» сему последнему не пришлись по вкусу: за освистывание Марсельезы оно пригрозило матч аннулировать и сорвать тем самым «мессу массы». Идеологический налог потребителям спорта пришлось заплатить.
Речь по тиви или похороны президента как интегрирующее массы событие заведомо менее интенсивно, чем футбольное состязание, хотя и богаче его содержанием (богатство содержания аннулирует возбуждение, тормозит порыв к действию). Оно мобилизует «всех», приводит в действие архаическую схему (парадигму) «отца народа», «прародителя», «понтифика». Президент заботится о народе «по-отечески», идет ему навстречу, чтобы утешить в беде и помочь. Обычно цель преследуется политико-терапевтическая: не дать недовольству перерасти в возмущение, указать (заведомо ложный) источник суровых мер, направить недовольство на «отработанных» и подлежащих устранению политиков. Он посредник между работниками, этими библейскими бедняками, и поднявшимися над ними накопителями, богачами. Президент заполняет разрыв между полюсами, лавирует между ними, не позволяет густеть напряжению.

Сквозь дыры «экономической» демократии Европейского Союза показалась его главная установка: легитимизация перемещения капитала в бедные районы Европы с дешевой рабочей силой. В эпоху активного коммунизма западный рабочий искал фабрику, а ныне фабрика пошла по миру в поисках рабочего. Всякая страна богата своими бедняками, согласными (вынужденными) работать за минимум средств.
Бюрократия европейского управления в целом сложилась, привлекательная своей бесконтрольностью со стороны национальных фискальных и полицейских органов. Коммерческий устав Европы под названием «конституция» не был принят, а затем почти сразу показал мимолетность документа. Параллельно усилились иные линии и группы власти, традиционно объединяющие «крупные» и «сильные» государства : Г8, Г20, принимающие решения помимо Европейского Союза и национальных парламентов. Обычными стали антидемократические постановления, в частности, платежи банкам без открытого (да и без, вероятно, закрытого) анализа, обсуждения и голосования, при отсутствии критики и протеста со стороны населения, парламента и прессы.

Нынешний «кризис» похож на своего рода «перестройку» (перекройку?) распределения власти. «Безрассудное кредитование» частного жилого строительства в Америке не причина, а эпифеномен, симптом, синдром и дымовая завеса, пища для журналистов. «Реальности вещей» коснулись некоторые политики и финансисты (и один из последних прервал свое рассуждение, сказав, что у него меньше мужества, чем у героя романа о борьбе с несправедливостью…) Они говорили о разрастании «офшорной зоны», то есть капиталов вне фискального контроля. Попытки гласности относительно швейцарских «чулок», японских сбережений и прочих Люксембургов были остановлены национальными судами как «незаконные».
Схема ухода от фискального контроля проста: Майкрософт, например, перенес свою бухгалтерию в Ирландию, и там он – иностранное предприятие с совсем иной фискальной ответственностью. Создавшиеся в мире теневые фонды – своего рода « партизаны », которые могут атаковать предприятия известные и разрушать их (изгоняя с рынка) или ослаблять. Цифры о теневом мировом фонде самые различные – от 50, 500 млрд до 15, 25 и 40%... То есть цифр нет.
Текущий «кризис» якобы неожиданен. Настолько, что английская королева ни одного банкира не сделала сэром в этом году: что ж это они его не предвидели? Всё было хорошо, все развивалось, и вдруг – старательно выстроенная цепочка домино повалилась. Как будто ничего этого не предвещало. И однако было несколько «дел» биржевых агентов, разоривших банки рискованной игрой. Еще в 1995 году начато дело Жана-Клода Тришэ, директора Лионского Кредита, когда у банка обнаружилась дыра в 35-40 млрд тогда еще франков (пятью «млрд» больше или меньше, как знать?) С тех пор Trichet (фамилия помогла…) получил пост директора Европейского банка, и дело прекращено за ненадобностью. Упущена возможность создать на живом материале университетский курс, который многое бы объяснил не только публике, но и ученым, и политикам. Победила привычка к местечковой секретности.
Были ли эти дела «буревестником»? Первыми упавшими фишками домино? Есть веские основания предположить, что да; но снова внимание публики направлено к «потерям банков», которые-де нужно компенсировать из общественных средств, – и опять остается в тени, кто же получил пропавшие миллиарды? Если есть проигравшие, то кто же выигравшие? (Не их ли дочерние фирмы в «фискальных парадизах», как пишет любовно верная пресса, то есть в офшорных зонах?) Узнать невозможно: вестимо, молчание – золото (черное? красное?).

Однако «мировой заговор» банкиров отдает детективом. Сложность мирового рынка настолько велика, что она не может свестись к схемам в одной голове и даже в нескольких самых больших компьютерах. Последний мировой заговор – коммунистический – распался, достигнув своей максимальной сложности и старости. Его агрессивное присутствие в мире и сдерживало «либеральную экономику», согласную «делиться с бедными», чтобы не потерять всё, терпеть растущий вес государства, им загораживаясь от советской опасности.
Ныне эта опасность исчезла. Механизм либеральной экономики освобожден, и очень быстро он стал показывать свою «автономность», пренебрегающую здравым смыслом. На одной и той же странице газеты один министр радовался росту продажи автомобилей, а другой сетовал на загазованность городов.

И тем не менее, тревога нынешних правящих структур, оплачиваемых налогами со «своих капиталистов», заметна. Ибо нет точных данных о теневом капитале, о его возможностях и о его (потенциальном) представительстве в политике. Достаточно ли он велик, чтобы смочь покупать – и перекупать – президентов и министров, канцлеров и директоров? Насколько успешно могут этому сопротивляться сложившиеся группы власти? Насколько «теневой капитал» ими «недоволен»? Настолько ли он силен, чтобы заменить опосредованных (через выборы) ставленников – прямыми (диктаторами)? Неуверенностью в завтрашнем дне – одним из признаков «революции» – питается стремление правительств Запада к организации общего фронта, когда права человека, свобода личности и народов, это главное дело человечества, отодвигается на второй и на третий план. Доминирует вторичное – сохранить власть, это случайное и временное приобретение; страсть к власти не менее сильна, чем секс и голод, хотя, быть может, она и не имеет характеристики необходимости.

Ждет ли нас новый тоталитаризм? Идем ли мы ему навстречу? Нельзя ли «остановиться» и повременить, пока очередной дракон не сдохнет в пустыне, не получив в пропитание наших жизней и душ?

Теневые финансы всего мира грозят неизвестностью существующим структурам власти, – и неизвестность политикам страшнее всего. Извлечь «финансовых террористов» – эту «алькаиду» экономики – на свет и увидеть может лишь… гласность. Нанесенные ими удары и дыры не залатать государственными миллиардами, – их уже опять скачивают «все туда же». Уничтожить «теневой банк» может лишь банк данных о банках, доступный всем. Понятно, что этот процесс причинит неудобство многим, иногда и самым высокопославленным лицам и органам, «власть предержащим».

Призрак тоталитаризма бродит по Европе… Возникнет ли партия, которая сделает из гласности «путь к власти» (Россия показала недавно пример) и одолеет партию охранителей старых секретов и швейцарских чулок? Или продолжится угроза «неизвестных миллиардеров», способных дестабилизовать рынок в мировом масштабе и вызвать такой хаос, что Гитлер Бенитович Джугашвили покажется избавлением? Когда у людей опять не будет иного лекарства от страха, чем развевающиеся знамена, грохот сапог и восклицание тысяч глоток в едином порыве?

Николай Боков. Фрагментарий

заказать новинку