Кашель и Эрос

«Болезнь ведь тоже часть существования, – бодрился он, кашляя. – Опять я чуть не позабыл ее великий урок: отношение к миру многообразно и иллюзорно… И вот мне напомнили властно…» – он снова зашелся кашлем. Знакомые предметы прыгали вокруг в беспорядке. Еще сотрясаемый спазмами, он подумал, что назначенная на субботу вечеринка ему, пожалуй, неинтересна, точнее, не под силу. Предполагавшийся во вторник ужин с Антонио и его свитой показался излишним, глупым продолжением светской жизни преуспевшего литератора. Как тускло и блекло мое бытие, сказал он себе. Оно постепенно сложилось и затянуло, как заросли ряски. Как заросли ряс. И однако день солнечный, ветреный, свежий осенний. Он радовался бы ему, если б не кашель. Солнечный, свежий, – и однако бесцветный. Бесцветность страдания. Как совместить? Репетиция смерти? Нет… пожалуй… он чувствовал глухое упорство борющегося организма, этого вечного ваньку-встаньку. Вдруг он вспомнил и ощутил. Он сидел тогда в кафе, ожидая; в дверь стремительно вошла М. и застыла, обводя озабоченным близоруким взглядом сидящих. А, вот и он! – Ее лицо просияло радостью. Она подошла, и они говорили. Это мгновенье сияния произвело… отпечаток… точнее б сказать, выжглось, но нет, так жестоко звучит, а тут – сама свежесть зари. «Ее лицо просияло любовью, – определил он, наконец. – И любовь так и осталась – в нем. Мгновение в нем и остановилось». Оно и питало его сейчас, в его ничтожности – в унизительности хриплого кашля. С ним навсегда сей подарок королевы… нищему у ворот Сорбонны, на который завистливо поглядывали магистры.
– Взгляд и мгновение – единственная реальность, – сказал он себе. – Все остальное – организация быта и возня биологии. Времяпрепровождение словоизвержения.
Он закашлялся снова.
Не странно ли – найдя в сером прорыв, чистое в скучном, свежее в однообразном, – стараться втиснуть чудесное в оправу обычного, подчинить расписаниям, размножить на всех? Невозможно, увы. Остаться с чудесным! Повсюду опоздать навсегда! И он, закрыв глаза, поспешил в кафе рядом с церковью Сен-Сюльпис и сидел там, ожидая. Дверь распахнулась, стремительно М. появилась и замерла, обводя взглядом немногих в тот августовский день посетителей. Увидела. Озабоченность слетела с ее лица, и оно просияло. Сияние длилось. Сияние взгляда любви.
Сидя на лавочке, закрыв глаза, он улыбался воспоминанию. Не двигался. Дышалось легко.