Русский блоGнот

Wednesday, July 12, 2017

Последнее Прости Энциклопедии Универсалис


















Прощай, многотомная!
Прервали твой сон нераскрытых страниц
в глубине прохладного шкафа,
вынесли тебя люди в это дождливое воскресное утро
и оставили на тротуаре!
Уж и подмокли тома «Никарагуа-Паскаль»,
«Метаболизм-Нибелунги»,
мокнут PozzoRococo и некоторые другие!
Не беда, – подмоченный том лучше подмоченной репутации,
хотя в наше время мирового мошенничества
и она никого не смутит.
Не успели тебя осквернить псы и собачки,
педантично отмечающие свою территорию.
Твой отчаянный вид помешал мне вскочить на быстрый
и своенравный велосипед и помчаться на рынок Алигр,
алча картофеля и некоторых других овощей.
О, Алигр, уроженец Шартра и богач номер два эпохи Виктора Гюго!
И твои миллионы прошли, а твое имя еще осеняет площадь
азартных, но мелких торговцев.

Прощай, Многотомная, брошенная Историей на асфальт городской!
А ведь немало в тебе статей, ей посвященных, и, однако, не пощаженная!
Прапрапра-внучка первенца Дидро, д’Аламбера, Руссо!
Прапрапра-бабка твоя готовила умы к революции,
к свержению – о ужас – просвещенной монархии,
пошатнула их представленье о мире,
заморозила вкус к сверхестественному!
А твои корешки и страницы пожелтеть не успели,
чтоб пленять взоры пожилого коллекционера.
Геронтофил сей оттолкнет брезгливо тебя
в чрево неразборчивой мусорки!

А тебя печатали в 80-х на линотипах,
приобретал Неизвестный – том за томом,
тридцать лет возил тебя по квартирам...
Вижу – тебя открывали на букву «А»,
изнашивая коленкор переплета...
Любознательности не хватило на последующие 17 томов,
хотя еще тлела надежда прочесть и узнать всё.

Возможно, он умер, твой владелец, жених Полного Знания!
Новые жильцы въехали в освободившуюся квартиру
с другими интересами и вещами,
как, впрочем, повсюду. Новый век – новый дом.
Приятен демократизм Энциклопедии!
Здесь пауперизм обнимается с Ротшильдом!
Африка дружна с Антарктидой!
В нежном союзе эфемерные облака – с пирамидой Хеопса!
О, это пространство страниц, полное высушенной крови убеждений,
чучел учений, когда-то смертельных врагов.
Трогательная пара на корешке тома номер 16 «Роден - Субмарины»:
что общего между ними, если не то, что скульптор нырять не любил?
Ах, романские церкви, отличные снимки! –
пронзают сердце воспоминанием,
церковью десятого века – Филиберта святого, –
ее порыв в вышину придавлен незнанием
равновесия каменных масс,
но уже мысль архитектора бьет в направлении нужном.
Еще сто лет – и готика вырвется к небу!

И вдруг – точно сын позвонил, словно друг отозвался –
подчерки карандаша!
«Апсида», «арка», «купольная подвеска»,
Неизвестный запоминал азы, изучал следы исчезающего,
ловил бабочку прошлого!

Прохожие оглядываются на меня,
некоторые изменяют траекторию бега,
приближаются, бросают взгляд
на кучу умирающего добра чужой жизни,
вероятно, закончившейся, нет ли и им чем поживиться;
скользят равнодушным глазом по Энциклопедии Универсалис.
Африканцы спрашивают у меня разрешения взять шкаф и стол, –
вероятно, у меня вид владельца всего этого,
шкафов и коробок с тарелками,
зеркала  – не забыть бы побриться –
и старенькой кафеварки,
и штор, и шор!

Боже мой, «Романтизм»! – Ну, конечно, он тут, Гаспар Фридрих,
его «Обломки Надежды, затертой льдами»...
«Рим» – Рима империя, Рима искусство, Рим и Афины...
Просидишь тут весь день...
Вот «Ронсар» – как не прочесть?
Не странно ль: статья вдохновенна, а цитаты скучны...
«Россини» ... «Румыния» – и фотография еще живой (1985)
полновластной  – пары диктаторов,
ее отраженье на севере породит чету
с наклонностями иными – новой страницы истории –
Раисы и Михаила.
Трое «Руссо»... брр, Рубенс... Рюисдаль...
мертвец – жилец безвылазный энциклопедий – Раскин-Рёскин.
«Russe» – Русский – вот и добрались!

Чего только нет! Варяги, касоги и Покрова на Нерли,
и деревянная Успенская церковь в Кижах:
ищу на снимке проволоку громоотвода,
толстую: держась за нее, Игорь Мельник и я
забрались (1972) под самый купол и там сидели,
горизонт созерцая тонущий в белом морозе,
по белому снегу к нам подползали
синие тени февральских сумерек...
Синие тени на белом снегу – спустя столько лет
подступают слезы к глазам.
Сидели, пока не замерзли.
«Никому об этом не говори», – сказал тогда Игорь,
царствие ему небесное.
Великолепная Малевича «Жатва» (1911), что в Амстердаме,
художник успел увезти ее от московских зверей в Берлин,
а себя зачем-то вернул на терзания,
чем заметно сократил себе жизнь.
Русская – литература, конечно,
от скучноватого высосанного профессорами
похода полка князя Игоря
до наших дней: «соцреализм»... «оттепель»...
«плодотворность изгнания»... «лицом к Западу»...
Ба! Вот и я!
Ну и ну! – И меня чуть не съело чудовище мусорка!
«…Bokov, un humoriste très déconstructeur“».
Как бы кто перевел...
Юморист деконструктор?
Юморист разрушитель?
Разъявший на части?

Жорж Нива, это Вы написали!
Как я Вас понимаю, сидя на толстых томах
Энциклопедии Универсалис,
брошенных Неизвестным на парижский омытый дождем тротуар!
Да, совок казался тогда гранитным неприступным и вечным...
Мавзолеем!  «Конструкцией».
Порождением обезумевшего ума и каменного сердца.
Я не думал, что доживу до самоубийства империи зла.
А оставалось всего ничего, четыре года до Берлинской стены!
Но кто, кроме Всевышнего, знал, что Апокалипсис
не фантазия, а программа,
что летит звезда Полынь в Чернобыль, и у тюремщиков
затрясутся поджилки и побегут они перестраивать
и пристраивать запасный выход.

И вместо «конструкции» оказалась куча дерьма.
И выпотрошенный от всего человеческого народ.
И смычка разбойников от сохи и в погонах.
Точнее, о Жорж Нива, назвать бы меня «humoriste nettoyeur»!
Юморист очиститель, дворник, гастарбайтер в изгнании.  
Чувствую, что Вы не будете возражать.

 Знанье всего, прощай!
Энциклопедия – тысячеглазая, ты ведь циклоп,
муравейник имен и дат,
соборов, скульптур, гор и морей,
восстаний и войн, причин заикания и мышц лица,
названий кишок и созвездий!
Ежедневник изменивших змеящийся ход истории провокаций
и подлых убийств,
и редких, но все же случавшихся законов
на благо людей, и божественных установлений.

Прощай, Энциклопедия, – перегонный завод
сильнейшего алкоголя – человеческой славы,
прочной как камень или уже испарившейся.
Славы спасительного лекарства и забитого гола,
Славы любимых песенок машинистов метро
и нетленной Славы
анонимного изобретателя буквы «А».

Июль 2017 Париж